Говоря о кислородной косметике, мы привычно рассказываем о ней, как о препаратах с перфторуглеродами, которые были разработаны «еще советскими учеными» во время «секретных разработок кровезаменителей». Но что стоит за этими интригующими фразами? Попробуем разобраться…
Мыши и крысы
История кислородной косметики началась почти полвека назад. Правда тогда никто и не подозревал, что необычный рабочий эксперимент сослужит добрую службу миллионам женщин… Легенда гласит, что одним погожим деньком 1966 года некая лабораторная мышка взяла да и упала в банку с перфторгуглеродной эмульсией. Упала, захлебнулась, но… не погибла, а продолжала дышать. Мышку, разумеется, достали, и она как ни в чем не бывало зашагала прочь. А ученые задумались – каковы же механизмы чуда. Однако, скорее всего, все было не совсем так – мышки просто так в банки с ПФУ не падают. Уже в начале 60-х американскому ученому Генри Словитеру пришла в голову мысль о том, что перфторуглеродная эмульсия, насыщенная кислородом, может быть дыхательной средой для живых существ. И тогда эту идею решили проверить. В 1966 году мышку специально поместили в аквариум с эмульсией. Впрочем, как именно грызун попал в «банку» – неважно. Главное, что ставший знаменитым зверек, позволил «подозрениям» перерасти в уверенность: на основе перфторуглеродов – полностью фторированных органических соединений (ПФОС) можно создать эмульсии, способные заменить живым существам воздух и выполнять функции крови, разносящей по организму кислород! В 1968 году это было доказано – Роберт Гейер полностью заменил кровь подопытной крысы перфтору-голеродной эмульсией, и животное осталось живо.
Свидетели Иеговы.
Америка конкурирует с Японией
Сразу после того, как портрет мышки напечатали все серьезные журналы, ученые взялись за работу. Специальные лаборатории были организованы в США, Швеции, Германии, Англии, Японии и Китае.
Первыми успеха добились японцы. В 1974 году они выпустили препарат, получивший название, которое на русском языке звучит исключительно жизнеутверждающе – «Флюозол-ДА». В 1979 году его разрешили для введения людям. Говорят, первыми добровольцами, решившимися ощутить, каково это – когда в твоих жилах течет искусственная кровь – стали 50 членов секты «Свидетели Иеговы». Переливание донорской крови запрещено им их религией. Испытания прошли успешно, и в 1982 году препарат поступил в широкую продажу.
Но как только «Флюозол-ДА» перешагнул границы Японии и попал на американский рынок, вокруг него разгорелся настоящий скандал. Причиной стала неожиданно высокая реактогенность препарата – 35% случаев. И это притом, что японцы заявили – всего 2-5%! Американцы обвинили японских разработчиков в намеренной фальсификации данных исследований с целью утаить истинные свойства лекарства. Правда, когда страсти поутихли, спокойный научный анализ доказал, что у людей монголоидной расы просто совершенно иная чувствительность иммунной системы к препаратам вроде эмульсий ПФОС. Но когда это выяснилось «Флюозол-ДА» был уже запрещен, японская фирма рухнула, а ее владелец умер.
В гонку включается СССР
Советский Союз вступил в игру чуть позже. Работы начались в Ленинграде, в НИИ гематологии и переливания крови (ЛНИИГПК) в начале 70-х годов. А вскоре в связи со стратегической важностью тема была взята под контроль головного московского учреждения – Центрального ордена Ленина Института гематологии и переливания крови (ЦОЛИПК). Забегая вперед, скажем, что в итоге коллектив двух институтов выпустил препарат Перфукол. По словам его непосредственных разработчиков, за основу брали японский «Флюозол-ДА». И может быть, все бы шло спокойно и гладко, но в 1979 году у московско-ленинградского альянса появился серьезный соперник – Институт биологической физики АН СССР в г. Пущине Случилось все с легкой руки молодого и невероятно энергичного доктора медицинских наук Феликса Федоровича Белоярцева. Белоярцев был исключительно талантливым человеком – врач по образованию, известный анестезиолог, уже в 34 года ставший доктором медицинских наук, он бросил блестящую медицинскую карьеру ради научной, но преуспел и здесь. Вернувшись из поездки в США, где он узнал про работы над созданием кровезаменителей, Белоярцев убедил руководство Академии наук заняться этой темой. До этого момента ПФОС в Академии интересовались лишь с точки зрения «чистой науки». Но когда речь пошла о собственно кровезаменителях, дело приняло совсем другой оборот. В разгаре была «холодная война», перенасыщенные ядерным оружием сверхдержавы готовились к любому варианту развития противостояния, в том числе и к самому худшему. При любой войне, в том числе и ядерной, жизнь уцелевшего населения и военных напрямую зависит от запасов крови, а донорской и в мирное-то время не хватает. В общем, успешные испытания ПФУ означали миллионы спасенных жизней… и как минимум Государственную премию. Между минздравовскими учеными и учеными из Академии наук началась нешуточная конкуренция.
В АН, в лаборатории, возглавляемой Белоярцевым, работа двигалась семимильными шагами. Симон Шноль в своей книге «Герои и злодеи российской науки» вспоминает, что «Белоярцев носился в своих «Жигулях» из Москвы в Пущино и обратно иногда дважды в день. Нужно было добывать исходные компоненты для приготовления эмульсий. И говорил: «Ребята, мы делаем большое дело! Все остальное не важно». В итоге, несмотря на то, что его конкуренты начали работу на два года раньше, два препарата-кровезаменителя они выпустили одновременно. Уже в 1984 году Фармко-митет Минздрава СССР выдал разрешение на проведение клинических испытаний Перфукола и Перфторана (такое название получил «академический» кровезаменитель).
«Обошел» Белоярцев и американцев с японцами. По словам того же Симона Шноля, и те и другие, создавая эмульсии, старались обеспечить как можно более быстрое выведение препарата из организма и для этого делали эмульсию из крупных капель. Чем крупнее капли эмульсии, тем легче они слипаются, образуя мицеллы, поглощаемые фагоцитами – клеточными «чистильщиками». Все так, но при этом неизбежна закупорка мелких сосудов. И подопытные животные в американских и японских лабораториях начали гибнуть. Белоярцев же додумался делать эмульсию с мелкими частицами. И это стало настоящей революцией! Дело в том, что все виды функциональных расстройств в медицине в конце концов связаны с нарушением кровообращения. Сжимаются капилляры, ухудшается кровоток, уменьшается снабжение клеток кислородом. В бескислородной среде начинает преобладать гликолиз – расщепление глюкозы до молочной кислоты. Закисляется среда – капилляры сжимаются еще больше, еще меньше поступает кислорода и так до полного разрушения органов и тканей. А мелкие частицы перфторэ-мульсии могут проникать через сжатый капилляр. Кислорода они несут меньше, чем кровь, но даже маленькая струйка кислорода способна повернуть процесс вспять – капилляры немного расширяются, увеличивается приток кислорода, капилляры расширяются еще больше – кровоснабжение восстанавливается.
Победа. Но…
Казалось, любимец Фортуны Феликс Белоярцев и в этот раз остался на коне! Пусть два препарата вышли одновременно, но в 1985 году испытания Перфукола («минздравовского» кровезаменителя) пришлось досрочно прервать из-за вызываемых им тяжелых реакций. Эмульсию отправили на доработку, а вот Перфторан был выдвинут на соискание Государственной премии СССР.
Но разработчикам эта победа принесла множество неприятностей. Неожиданно начались проверки Генпрокуратурой и КГБ. «Ответственных товарищей» препарат привлек отнюдь не своими уникальными свойствами. Команду Белоярцева обвиняли в нарушении регламента, фальсификации материалов по испытаниям Перфторана, а его самого в… краже казенного спирта. Что было причиной того, что люди, занятые исследованиями государственной важности, вдруг стали объектом какой-то нелепой травли? Сегодня разобраться в этом уже очень сложно. Но наиболее правдоподобной выглядит версия Симона Шноля, непосредственно наблюдавшего за развитием событий. Главную роль в трагическом развороте этой истории он отводит тогдашнему вице-президенту АН СССР Ю. А. Овчинникову. По этой версии, могущественный вице-президент, сделавший головокружительную научную карьеру не только благодаря талантам, но и во многом продвигаясь «по партийной линии», в столь блестящих исследованиях оказался «не при чем». Президент Академии наук назначил руководителем всех работ не его, а молодого Генриха Иваницкого! Было и другое обстоятельство… Овчинников на тот момент уже был болен лейкемией и лечился у главного гематолога страны, чей препарат оказался много хуже и клинических испытаний не выдержал… По мнению Симона Шноля, врач вполне мог воспользоваться доверительными отношениями со своим могущественным пациентом, чтобы свести счеты с молодым и более удачливым конкурентом. В общем, разбирательство поддержало и руководство Минздрава. Возможно еще и потому, что никто из сотрудников его учреждений, 15 лет принимавших активное участие в создании эмульсии перфторуглеродов, не был включен в состав соискателей госпремии.
Трагическая развязка
Травля Феликса Белоярцева закончилась трагически. Его постоянно допрашивали. Однажды следователи приехали к нему на дачу, чтобы найти там запасы украденного спирта. Ничего не нашли и уехали. А утром сторож нашел мертвого Феликса Федоровича. Спустя некоторое время на имя заместителя Иваницкого по АХО пришло письмо «Дорогой Борис Федорович! Я не могу жить больше в атмосфере клеветы и предательства некоторых сотрудников. Побеспокойтесь о Нине и Аркаше (жене и сыне – Прим. ред). Пусть Г. Р. поможет Аркадию в жизни. Если можно, то все мои пущинские вещи и мебель отдайте Нине. Это мое завещание. Ваш Ф. Ф.»
Смерть Белоярцева для всех стала потрясением. Уже неоднократно упоминаемый нами Симон Шноль пишет: «А в самом деле, почему он не выдержал? Я думаю, Ф. Ф. был незакален. Его жизнь была слишком счастливой и удачливой. Ему были омерзительны повадки КГБ и прокуратуры. Он ужаснулся возможности ареста и невозможности защитить свое имя»…
Следом шишки посыпались на директора института биофизики АН СССР Генриха Иваницкого. В тогдашней советской прессе разразилась «дискуссия». Газета «Советская Россия», «Литературная газета», журналы «Огонек» и «Коммунист» – все заметные издания того времени обсуждали ситуацию с ПФУ. В итоге под колесо попали и академические и минздравовские исследования. Из ЦОЛИПКа все разработки были переданы во ВНИИ технологий кровезаменителей и гормональных препаратов.
Птица Феникс
Казалось бы эта удивительная история, где в единый узел сплелись кураж и зависть, наука и политика, подошла к концу. Тем более, что конец 80-х стал одновременно и концом СССР. Но создатели «голубой крови» возродились из пепла. В 1991 году в Пущине, во многом, трудами восстановленного в своей должности Иваницкого была создана фирма «Перфторан». В 1996 году «голубая кровь» была наконец официально зарегистрирована и с 1997 года пущена в продажу. Не забыли об эмульсиях и сотрудники ЦОЛИПКа. Пока пущинцы возрождали свой препарат, им (ученым ЦОЛИПКа) пришла в голову идея применять «голубую кровь» в косметике – так появилась фирма «Низар». И хотя в косметике используются практически те же эмульсии, что и в кровезаменителях, о конкуренции речь уже не шла. В Пущине занимались медицинскими препаратами, в Москве – косметическими. В 1998 году все права на выпуск косметики с ПФУ у «Низара» выкупила компания Faberlic. На сегодняшний день Faberlic принадлежат все права на накожное использование ПФУ (Аквафтем) на территории России и стран бывшего СНГ, начат процесс патентования на территории США, Канады, Латинской Америки, Европы (включая страны Балтии) и Азии.
В статье были использованы материалы журнала «Новости в мире косметики» №9, 2004 г. и книги Симона Школя «Герои и злодеи российской науки».
Источник: “Страна Faberlic” Октябрь-ноябрь 2008